08.01. — Управленец с математической логикой
Садовничий: «Когда я уезжал в Москву, местные уголовники подарили мне костюм и часы!»
МГУ и Виктор Садовничий — это неразрывная ассоциативная связка, практически как пресловутые «партия и Ленин». Одно без другого просто немыслимо. «МК» пообщался с ректором МГУ — о детстве, об учебе, о семье, о математике, об Университете и о современном образовании…
— Ваша любовь к математике зародилась уже школьные годы?
— Послевоенная пора, сорок шестой, я пошел в первый класс. Сельская школа, один класс, учеников – с десяток, учитель ведет все предметы сразу. Математика не была его сильной стороной, он в ней не смыслил, и в классе пятом учитель просто вызывал меня к доске, чтобы я вел урок вместо него. Не сказать, чтобы я уже тогда стремился стать математиком, но имел «расчетливый» склад ума и интересовался техническими вопросами. Как, к примеру, без знания законов механики посчитать, какая будет нагрузка на балку при строительстве печи? Все это мы считали с отцом без всяких формул. Но в шестом классе мне повезло — пришел учитель математики Николай Александрович Казаченко, окончивший Харьковский пединститут. Талантище был! Он привил мне любовь к этой науке, с ним мы в 8 классе прорешали все задачи Моденова, которые сейчас решают в МГУ при поступлении!
— Когда для вас впервые зазвучало название МГУ?
— Мне после школы, безусловно, хотелось учиться дальше, но в сельской местности паспорта не выдавали, а без документов вырваться куда-либо было сложно. Я подговорил еще троих ребят-ровесников бежать «в мир» — мы сели на проходящий поезд без билетов, и ехали, пока не увидели терриконы шахт. Пришли на шахту «Комсомолец», и нас, пацанов, как ни странно, взяли. Меня определили в забой, рубить уголь, второго друга, Витю Куштыма – коногоном, двух других – крепильщиками. Кадровик нас зачислил в комбинат по подготовке, выдали первую стипендию, велели идти искать съемное жилье. Им на первое время оказалась землянка… При шахте была вечерняя школа. Я приходил вечером после забоя, вконец вымотанный, и брался не за подушку, а за учебу. Жил, правда, тогда уже не в землянке, а в общаге – но, что характерно, по соседству с зеками. Они очень меня уважали — видимо, за тягу рабочего человека к науке, знаниям. Когда возвращался из вечёрки, они говорили: «Тише, Витька-студент пришел!» — и не мешали заниматься. Клал в чемоданчик зарплату прямо при них (а получал приличные деньги: 500 рублей, почти автомобиль!) — никогда ничего не пропадало! При том, что тратить мне их было особо некуда…
Вечернюю школу закончил хорошо, с отличием. Должен был даже медаль получить, но мою медаль директор отдал некой девушке, которой симпатизировал – он потом мне сам сознался…После школы отправил документы в Белорусскую сельхозакадемию: сказалась прежняя сельская жизнь. А начальник соседнего участка механизации Николай Майоров мне говорит: «Я в МГУ документы подал — давай вместе поедем!» А название МГУ для меня уже звучало с класса 8-9 — как нечто из мечты, из сказки… «Да я свои уже отослал» — говорю… А он — «Если я их верну, поедешь?» Ну, я усомнился — и мы поспорили по-шахтерски, на поллитра. И я проспорил — он действительно вернул документы и даже сам сразу переслал их в МГУ: оказалось, что у него жена начальником почтового отделения была!
Кстати, когда уезжал в Москву, зеки – соседи по общаге, подарили мне костюм и часы. Костюм я принять не рискнул, а вот часы взял. И когда я уже профессором мехмата был, они все еще ходили исправно. Производства Куйбышевского завода…
— С чего начались «приключения провинциала в столице»?
— С неприятностей, как нередко случается. У меня не оказалось комсомольской характеристики и документы не приняли на мехмат. Как быть?! Я срочно отправил телеграмму начальнику участка, и уже через несколько часов он прислал характеристику… Признаюсь, учиться на мехмате мне было трудно. Другие ребята на курсе – победители всесоюзных олимпиад, высокий класс и уровень. Поэтому первый семестр я себя к успевающим причислить не мог. Стал заниматься ночами. Читальный зал работал до 10 вечера, а потом мы с товарищем закрывались в аудитории, подперев дверь стулом: занимались еще до двух ночи. Это выручило и дальше все пошло гладко — со второго семестра уже был отличником, потом аспирантура, первым на курсе защитил докторскую, первым стал академиком… Упорный труд – других никаких секретов!
— Как в вас уживается административный работник, управленец, и ученый? Обычно это взаимоисключающие направления…
— С1958 года МГУ для меня — все. Сперва выдающийся математик Андрей Николаевич Тихонов пригласил на соседний факультет организовать новую кафедру – я погрузился в вычислительную математику и информатику, организовал кафедру, лет пять проработал, а потом меня ректор вернул в мехмат — заведовать кафедрой матанализа. Был замом проректора, проректором, фактически вел весь университет в период начала смутных 90-х. Тогда все менялось, в университете было неспокойно. Возникали предложения акции выпустить, приватизировать вуз, другие сумасшедшие идеи, навеянные той эпохой. Остро встал вопрос – как нам жить дальше? Пошел по всем кабинетам — к Ельцину, Бурбулису, Гайдару, Филатову, добиваясь автономии Университета. И добился. Были назначены выборы ректора. Я не планировал выдвигать свою кандидатуру, но потом все же решился. Выборы были непростые, но с тех пор я ректор и Университет – это моя душа…
Однако, когда основательно перешел на административную деятельность, действительно возник внутренний конфликт — тянуло к научной работе. Днем времени на науку не оставалось, но математика тем и хороша, что лабораторией может служить голова — все свои теоремы доказывал на прогулках, гуляя вечерами по городу. К слову, тяга к научному созиданию не исчезла и поныне, но времени катастрофически не хватает…
— Давайте поговорим про семью. В статье Википедии, посвященной вам, есть загадочная фраза «супруга Наталья Александровна, по другим источникам — Ада Петровна» Что это за такое «многоженство»?
— Да глупости написаны, кто-то ошибся в каком-то интервью… Её всегда звали Ада Петровна. Когда я учился на первом курсе МГУ, оказался на соседних партах с девушкой Адой Сапрыкиной. Она из Красноярска и семья её оттуда же. Старшие брат и сестра уже учились в МГУ на геологии и мехмате, отец – комиссар, руководитель газеты «Красноярский рабочий», погиб в первые дни войны. Мама – журналистка той же газеты. Как в таких случаях говорится — «они почувствовали взаимную симпатию», а на 5 курсе мы поженились.
В то время мне предлагали работу спецслужбы — туда часто приглашали успевающих студентов. Но я предпочел остаться на мехмате — в аспирантуре. Аспирантуру мы прожили в общаге — забавно, что Ада не имела права проходить в общежитие и лазила под забором, хотя мы были женаты. Потом, правда, я добился, чтобы ей сделали пропуск… Ну, а после аспирантуры я встал в очередь и через 5 лет получил однокомнатную квартиру. Когда мы в неё въехали, у нас уже был сын Юра, первенец.
— И сын Юрий, и обе ваших дочки — Инна и Анна, — физматчики и математики. От лица многочисленных родителей спрошу — как воспитать ребенка-математика или хотя бы просто привить чаду любовь к точной науке?
— Главное — я ни на кого не давил, у всего нашего семейства любовь с математикой исключительно добровольная! А касательно взращивания этой любви, есть три «кита»: книги и атмосфера в семье, удачное попадание в школе к талантливому учителю и наследственность. Это, кстати, хорошо видно по математическим и физико-математическим династиям — скажем, академик Петр Новиков, и его выдающийся сын – Сергей Новиков, академик Михаил Миллионщиков и сын – Владимир Миллионщиков, и т.д. — таких примеров много.
— Говоря об учителе, вы имеете в виду специальную математическую школу, или же главное не школа, а личность педагога? Ведь в последнее время постоянно слышишь, что актуальность спецшкол уже не та, что уровень обычных школ поднялся до «избранных» и уже нет смысла возить ребенка через весь город в элитное учебное заведение…
— В первую очередь важна личность учителя и та рабочая атмосфера, которую создает в школе директор — его значение, по моему мнению, огромно! А вот обычная школа или специальная — уже вторично… Безусловно спецшколы для одаренных нужны. Однако противостояние «обычная школа или спецшкола» я помню еще с советских времен. Главная претензия к спецшколам — дескать, они порождают у детей завышенное самомнение, преувеличение своих возможностей, необоснованный пафос. И так оно и есть — первые годы существования Колмогоровской математической школы-интерната при МГУ это подтвердили. Выпускники школы, приходя на мехмат, выделялись чрезмерной уверенностью в своих знаниях. А когда с первых дней на них наваливались мощнейшие курсы матанализа, аналитической геометрии и т. д., многим гордецам приходилось очень трудно… Поняв это, мы уделили большое значение воспитательной работе в школе, чтобы её выпускники адекватно воспринимали мир.
— Как вам видится динамика развития математической науки — сферы, с которой вы плотнейшим образом соприкасаетесь уже более полувека?
— Конечно, первое, что приходит на ум – это золотые 50-60-тые… В то время я был замдекана по науке на мехмате, и рядом со мной работали Колмогоров, Александров, Меньшов, Гельфанд – созвездие лучших математиков того времени! Это незабываемые годы! Наука, и математика в том числе, развивается волнами. Нужно чтобы накопился некий багаж знаний, и тогда появляются выдающиеся люди, его реализующие. И делают прорывы. Те годы были уникальным взлетом в истории математики ХХ века, сейчас даже ученые исследуют с точки зрения истории науки тот феномен: это было что-то недосягаемое. Пик.
Сейчас надо снова накапливать. Меняются методы, подходы, появляются новые объекты в математике. Возникает новая математика на стыке разных отраслей. Но процесс накопления идет и за ним должны последовать прорывы открытий и свежее созвездие имен.
— А помимо работы что-то в жизни способно увлечь, захватить?
— Моё главное хобби – сад. У меня шикарный сад в районе Апрелевки. Все делаю сам, без помощников, никому не доверяю! Несмотря на загруженность, все успеваю делать за сезон – и обработать, и заменить постаревшие деревья, и что-то новое посадить. У меня около 50 разных деревьев, 30 видов кустов, все плодоносит! Абрикосы, сливы, груши, разные сорта яблок.
Выдается время (а бывает это нечасто) – читаю. Стихи люблю. Классику. А из прозы — как правило, исторические книги. Мне интересна логика действий, логика людей. В данный момент читаю книгу «100 великих битв» — анализирую как математик, оцениваю элементы принятия тех или иных решений.
При этом, вне зависимости от занятости ни разу за последние 40 лет не вернулся домой, не погуляв 1,5 часа перед сном — независимо от времени! Всем советую и даже настоятельно рекомендую!
— Из каких источников предпочитаете узнавать новости? Как их оцениваете и интерпретируете?
— Источник фактов не слишком принципиален — это и ТВ, и интернет, и газеты, если успеваешь ознакомиться. Важнее, действительно, оценка фактов. Поскольку я – математик, предпочитаю интепретировать и выводы делать самостоятельно, рассматривая новости лишь как источник информации. Математическая аналитика сильно помогает читать между строк и даже весьма достоверно предсказывать развитие событий. Я считаю, что подобные качества в принципе необходимы любому управленцу.
— Недавно в столице была возвращена на место мемориальная доска, снятая много лет назад с дома, где проживал Брежнев. Вы были в числе подписывавших письмо к Собянину с просьбой о возврате мемориальной доски. У вас трепетное отношение к символам советской эпохи?
— Нельзя сносить памятники, доски и прочие символы в соответствии с политической ситуацией. Это значит, что и к нашей нынешней эпохе и её героям будет такое же пренебрежительное отношение. Брежневский период — это история нашей страны, он отмечен немалыми успехами, в том числе и в близкой мне образовательной сфере. Да, были и минусы, но это не повод от чего-то открещиваться и что-то забывать. Я думаю, что большинство исторических деятелей заслуживают тех или иных памятников — без идеологического подтекста, а как средства формирования наглядной исторической картины.
— А как вы относитесь «виртуализации» образования — набирающему обороты переходу его в онлайн? Где должна пролегать граница между реальным и виртуальным образованием?
— Я, безусловно, понимаю и ценю пользу, которую дает интернет образовательной сфере, позволяя иметь доступ к информации всем, всегда и везде. Виртуальное образование — это действительно определенный вызов для классических институтов, и на него надо отвечать. Но вытеснения реальных вузов виртуальными, конечно же, не произойдет. Несмотря на нынешнее бурное развитие, виртуальное образование будет иметь свои пределы. Говоря о границах, которые должны отделять онлайн от оффлайна в образовательной сфере, скажу о важности такой «виртуальной» на первый взгляд, вещи, как университетский дух и среда, в которой варятся студенты, аспиранты, профессора. «Электронный» вуз, какой бы хороший он не был, никогда не заменит живой университет! В процессе классического университетского обучения происходит много такого, что вообще трудноописуемо с точки зрения психологии и науки. Какой-нибудь жест преподавателя, какая-нибудь его привычка стирать мел рукавом порой дает больше, чем часы, проведенные за компьютером. Буквально на днях, на моем семинаре академик Владимир Ильин, выдающийся математик, делал доклад. Это надо было видеть! Он уже в возрасте, но в блестящей форме, он просто танцевал у доски, бешеная работа мелом, нарастающие эмоции, когда он подходит к главному — настоящий научный азарт и кураж, зрелище просто завораживает! Там был его ученик — он сам вскакивал, хватал тряпку, стирал формулы своего профессора, писал на освободившемся месте… Вот тот настоящий «дух университета», именно это невероятно мотивирует тех, кто действительно хочет учиться и достигнуть успехов. После таких лекций и выступлений складываются легенды о профессорах! Как такую энергетику передать через интернет?! Никак, увы…
— В отношении МГУ — что сделано, что делается, что грядет?
— Пусть мы не первые в рейтингах, учитывающих количество нобелевских лауреатов и публикаций в англоязычных изданиях, по качеству образования Университет в десятке ведущих вузов мира. Одно из авторитетных российских изданий опросило в качестве потенциальных работодателей флагманские компании мира — Intel, BMW, Boeing и т. п. — выпускники каких учебных заведений мира вас интересуют в первую очередь? МГУ легко попал в первые полсотни, а знаменитый и раскрученный массачусетский технологический институт MIT – лишь 212-й в списке!
Почему? Потому что за у нас последние годы создано 22 новых факультета, хотя исторически, чуть ли не с елизаветинских времен было 16. Это как раз то, чем мы отвечаем на современные вызовы — факультет биотехнологий, физико-химическая инженерия, госуправление, менеджмент и аудит, и т.д. Потому, что сделан колоссальный рывок по инфраструктуре — был миллион квадратных метров, а начиная с 2005 года, построили еще миллион – Библиотека, Шуваловский и Ломоновский корпуса, корпуса экономического, юридического факультетов. Потому, что построен медицинский центр – впервые в России при классическом университете создан медцентр! А производительность нашего знаменитого суперкопьютера «Ломоносов» мы собираемся в ближайший год поднять с 1,7 петафлопс до 20-25 петафлопс, приблизив его к лидерам отрасли супервычислений.
Швейцарские коллеги-ученые считают корнем успеха «треугольник»: университет, медицинский центр/клиника при нем, а также технологический кластер. То есть, фундаментальная наука, наука о жизни и здоровье, технологии. Мы сейчас замыкаем этот треугольник: университет есть, клиника создана, дело за научно-технологическим кластером, который начинаем строить на нашей территории. Активно идет поиск научных направлений, коллективов, которые станут работать в этих лабораториях. Это будет продолжение фундаментальных исследований наших факультетов, ориентированные на высокие технологии.
— Не прослеживается ли у такого проекта идеологическая конкуренция со Сколково?
— Между прочим, мы уже сейчас приютили у себя в МГУ порядка десятка лабораторий Сколково, у которых пока нет своей инфраструктуры — они находятся на наших площадях, успешно работают. Но о конкуренции в данном случае речь не идет, у нас другая задача. В Университете — сорок тысяч учащихся, и мы должны помочь им реализовать свой потенциал и дать путевку в жизнь. Некоторые отучившиеся студенты задают вопрос – «Ну вот, я хорошо подготовленный специалист. Куда мне теперь?» Мы предоставим им возможность реализовать себя в науке.
— Космос по-прежнему манит романтиков от науки и техники, пусть и в меньшей степени, нежели в советские годы. Расскажите о космической программе университета.
— Так плотно с космосом, как мы, не работает ни один университет в мире! Мы устанавливали наше научное оборудование на более чем четырех сотнях спутников и запустили три собственных спутника. Сейчас у нас готов новый космический аппарат — «Ломоносов», это тяжелый спутник, он весит 500 кг. Его нельзя запустить попутно, «упав на хвост» какой-то ракете-носителю – требуется собственная ракета-носитель, отдельный запуск. Прежние же спутники мы запускали попутными запусками, сейчас же мы ведем переговоры с Роскосмосом о персональной ракете для «Ломоносова». Надеемся осуществить запуск в 2014 году.
Научное оборудование «Ломоносова» создано нашими учеными совместно с американскими, корейскими, мексиканскими коллегами. У примеру, из Кореи нам помогал Женский Университет Ихва из Сеула — и не стоит иронизировать над названием, там довольно высокий научный уровень! Они сделали для «Ломоносова» зеркало, разворачиваемое в космосе для фиксирования открытых нашими предыдущими спутниками так называемых «транзиентных свечений» — быстрых ультрафиолетовых вспышек большой мощности, сравнимых с ядерным взрывом по энергетике. А вместе с мексиканцами мы подготовили приборы, связанные с изучением вестибулярной системы без участия человека. Я руковожу этим проектом, поскольку это очень близкая мне тема, ведь вестибулярная система – это, по сути, математика. Дело в том, что в невесомости у космонавтов возникают проблемы с вестибулярным аппаратом – к примеру, запаздывание зрения. Человек может механически что-то сделать, а лишь через секунду другую увидеть результат! Из-за этого на космических станциях уже были разного рода аварии и инциденты.
— Московский университет часто ассоциируется с чем-то заоблачным, что многих отпугивает от поступления. Как посоветуете принимать решение пресловутому «юноше, обдумывающему житье»?
— Действительно, абитуриенты частенько боятся переоценить свои силы и поступать в учебные учреждения уровня МГУ. Но я бы хотел развеять миф о недоступности МГУ и запредельной сложности учебы у нас. Какие-то вузы, специализирующиеся, скажем, на экономике, праве или медицине могут быть существенно более сложны с точки зрения учебы. Набор там небольшой, конкурс зашкаливает. У нас же средний конкурс – пять человек на место, что не так уж страшно! Около восьми тысяч человек мы набираем ежегодно на первый курс, включая и «бюджетников», и «платников». Набор огромный, и более половины наших учащихся — не москвичи, а ребята из регионов. Часто бывает, что с трудом сдавшие экзамены уже после первой сессии учатся лучше чем выпускники спецшкол. А многих, поступивших на коммерческие отделения и продемонстрировавших хорошие успехи, мы переводим на бюджет. Можно и нужно пробовать, не надо бояться — необходимо ставить цели и добиваться их! МГУ доступен для тех, кто готовился и хочет учиться.